953
В статье рассматриваются библейские архетипы образа Александра Невского в его житии. Их ряд имеет не только риторическую, но и историческую составляющую и отражает жизнь и деятельность святого князя. Св. князь Александр Невский уподобляется Иосифу Прекрасному, спасителю Египта и Израиля от голода, не только из-за своей красоты, но прежде всего из-за своей ордынской политики, направленной на благо как Руси, так и Орды. Его прообразом становится также св. пророк Моисей, как в силу цитаты из молитвы благословения на брань, так и связи с сопоставлением кротости Моисея и св. Александра. Архетип Самсона применительно к св. князю имеет как геральдические причины (победа над шведским львом), так и характер деятельности св. Александра Невского – его одиночество, предательство псковичей и новгородцев и, главное – богатырские подвиги. Образ Давида весьма важен для характеристики св. Александра Невского как в связи с параллелью «Давид-Голиаф» и «Александр-шведы», так с образами трех сильных у Давида и шести богатырей Александра, с кротостью Давида и милосердием Александра, а также использованием св. князем псалмов в качестве боевых призывов. Наконец, значима параллель – благочестивый царь Езекия и св. князь Александр Невский и соответственно «Израиль-Ассирия» и «Русь-Запад», которая характерна не только для Жития св. князя Александра Невского, но и Галицко-Волынской летописи.
Тринадцатый век явился для Руси кровавой и переломной эпохой, в том числе и в отношении к Западу. Ряд исследователей, таких как о. Иоанн Мейендорф [7, с. 242], не без основания считают, что именно ΧΙΙΙ в. стал оформлением религиозного раскола между православным и католическим миром. Другие, как Б. Н. Флоря [15, с. 120], относят его к концу ΧΙΙΙ – начала ΧΙV в. придерживаются иной точнки зрения. Значительное влияние на разрыв между Западом и Русью оказал Четвертый Крестовый поход, то потрясение, которое православные христиане испытали от захвата православной столицы мира – Константинополя, разграбления его святынь, насилий и убийств. Вот как описывает взятие Константинополя неизвестный автор «Сказания о взятии Царьграда»: «Святую Софию и иные церкви въ градѣ и вънѣ града, и манастыри въ градѣ и вънѣ града пограбиша все, имъже не можемъ числа, ни красоты ихъ сказати. Черньче же и чернице и попы облупиша и нѣколико ихъ избиша, грьки же и варягы изгнаша изъ града, иже бяхуть остали» [11, с. 72].
Не без основания русские считали себя возможной следующей жертвой натиска «латинян». Несовместимость западной и русской цивилизацией была слишком очевидной: разные типы религиозности, различная ментальность, разные способы хозяйствования и социальных отношений. Агрессивные претензии Запада на исключительность не оставляли места для терпимости по отношению к иному образу жизни. Характерно, что еще Бернард Клервосский считал, что схизматические заблуждения Русской Церкви подобает истребить с корнем [см.: 8, с. 333]. Для Франциска Ассизского Русь находилась in partes infidelium, там же, где татары, половцы, арабы. Для Генриха Латыша Русская Церковь была чем-то вроде синагоги – «неплодная и бездетная церковь» [2, с. 32] – явная аллюзия на образ Исаии (54, 1–2). Штампом папских булл, в частности Григория ΙΧ являлось следующее перечисление: «Русские, сарацинах и других врагах католической веры» [15, с. 138].
В этом контексте становится понятным жесткое противостояние св. князя Александра Невского [Из последних работ с полной библиографией см.: 4]. Западу и его исторический выбор между Ордой и католическим миром.
Для понимания отношения Руси и Запада и подвига св. князя Александра Невского необходимо новое прочтение его жития. Хотя житие св. князя Алекандра Невского написано вскоре после его смерти (не позднее восьмидесятых годов), и «самовидцем его возраста» [О житии см.: 9], автор не сомневается в его святости, более того – испрашивает его помощь в написании жития: «Азъ худый и многогрѣшный, малосъмысля, покушаюся писати житие святаго князя Александра, сына Ярославля, а внука Всеволожа. Понеже слышах от отець своихъ и самовидець есмь възраста его? радъ бых исповѣдалъ святое и честное и славное житие его. Но яко же Приточникъ рече: «Въ злохытру душю не внидеть прѣмудрость: на вышнихъ бо краих есть, посреди стезь стояше, при вратѣх же силных присѣдит». Аще и грубъ есмь умомъ, но молитвою святыа Богородица и поспѣшениемь святаго князя Александра начатокъ положю» [3, с. 350]. Автор опирается на свидетельства тех, кто видел и общался со св. Александром Невским, воевал вместе с ним в Невской битве и на Чудском озере.
Некоторые исследователи, например А. В. Назаренко [8, с. 541–544], упрекают его за риторичность, обилие библейских цитат и образов. На наш взгляд, это достоинство текста, а не его недостаток. Благодаря методу
«библейских тематических ключей» [10] и герменевтике библейских цитат мы можем получить качественно иную информацию — и о мировоззрении автора, и о сообщаемым им событиях
Обратимся к ряду библейских архетипов св. князя Александра Невского. Отметим, что они во многом обладают хронологической последовательностью. Во-первых это – патриарх Иосиф: «Взоръ его паче инѣх человекъ, и глас его – акы труба в народѣ, лице же его – акы лице Иосифа, иже бѣ поставилъ его египетьскый царь втораго царя въ Египтѣ».
Иосиф в христианской традициии имел прозвище «прекрасный», как в силу своей телесной красоты, так и нравственного облика. С другой стороны, Иосиф – второй человек в Египте после фараона, которого возвел на эту степень сам фараон. Под фараоном в древнерусской традиции ΧΙΙΙ в. вполне мог пониматься монгольский хан. Отношение к татарам на Руси было двойственным. С одной стороны, они – жестокие захватчики, разорители и убийцы, в том числе и детоубийцы, подобные жестокому фараону, угнетавшему избранный народ – евреев во времена Моисея1. С другой стороны, они – Божий батог и вразумление для Русского народа, пример единства и законности2. Соответственно, татарское иго в символической системе Древней Руси могло ассоцииироваться с египетским рабством, которое, для Израиля, однако было логическим следствием единственной возможности выжить во время голода. Вполне вероятно, что сопоставление св. князя Александра Невского с патриархом Иосифом основано на его значении как великого князя Владимирского, получившего однако свою власть из рук хана, то есть "второго после царя, ибо, в связи с оккупацией Константинополя латинянами, русские стали молиться за хана, как за царя. Возможна и следующая параллель: правление Иосифа явилось благотворным как для евреев, так и египтян. Св. князь Александр не только обеспечил относительно мирное существование между Русью и Ордой почти на 20 лет, но и явился проповедником православия, в частности, участвуя в создании Сарайской епархии [см.: 6, с. 73].
Следующий важный библейский образ – пророк Моисей. Перед Ледовым побоищем боем св. князь Александр Невский произносит следующую молитву: «Князь же Александръ воздѣвъ руцѣ на небо и рече: «Суди ми, Боже, и разсуди прю мою от языка непреподобна, и помози ми, Господи, яко же древле Моисию на Амалика и прадѣду нашему Ярославу на окааннаго Святополка» [3, с. 352]. Весьма вероятно, что его молитва связана с чином "Молитва князю «Господи Боже наш, послушавый Моисея, простершаго к Тебе руце и люди Израилевы укрепив на Амалика» [14, л. 238; 12, л. 15об.–21об.]. Образ Моисея – пророка и законодателя не случаен: в Пятикнижии он именуется «кротчайшим из всех человеков». В Житии особенно подчеркивается кротость Александра и его понимании войны как суда Божия. Не исключено однако, что образ Моисея, возникающий в Житии благодаря приведенной автором молитве св. Александра Невского, связан как с его значением законодателя, установившего новый порядок жизни Руси под татарским игом, так и пророческой прозорливостью, проявившейся в его выборе между Западом и Ордой.
Образ Самсона также не случаен и может быть связан с геральдикой. Согласно книге Судий, встретив льва, Самсон растерзал льва, как козленка. (Суд. 14,6). Св. князь Александр победил шведов, чьим гербом в середине ΧΙΙΙ в. был лев, точнее три льва в коронах. Самсон один выступил против филистимлян. Св. Александр Невский выступает против шведов с немногою дружиной. Параллель «Самсон-филистимляне» и «Александр-шведы (или немцы)» также глубоко символична: немцы и шведы предстают врагами избранного народа – православных, ничем не лучшими идолопоклонников-филистимлян. Наконец, Самсона предает Далила, Александра Невского – изменники-псковичи, а затем – мятежные новгородцы.
Следующая важная параллель: Александр – Давид. Псковичи выходят к нему навстречу со стихирой, также связаннойс чином благословения идущему на брань. В ней говорится следующее: «Пособивый, Господи, кроткому Давиду победити иноплеменники и ныне верному князю нашему оружием крестным свободити град Псков от иноплеменныя рукою Александровою». Таким образом, св. князь Александр непосредственно сравнивается с Давидом.Далее, войско князя Александра связывается с воинством царя Давида: «Князь же Александр воздел руки к небу и сказал: «Суди меня, Боже, рассуди распрю мою с народом неправедным и помоги мне, Господи, как в древности помог Моисею одолеть Амалика и прадеду нашему Ярославу окаянного Святополка».
Из этого извлекаются следующие смыслы.
Во-первых, шестеро «нарочитых» храбрецов Александра уподобляются «трем сильным» царя Давида (2 Царств, 23, 8–10).
Во-вторых, подобно тому, как маленький ростом и почти безоружный Давид шел на закованного в железо гиганта Голиафа, так князь Александр с малой дружиной вышел против превосходящих и великолепно вооруженных шведов.
В-третьих, в Библии неоднократно подчеркивается кротость Давида. В Житии говорится о том, что Александр «бе милостив паче меры». В столкновениях со шведами и немцами он предстает всегда как жертва неправды и нападения, алчущая Божия суда. И его «Давидова кротость», согласно автору Жития, получает достойное вознаграждение в виде небесной помощи.
В-четвертых, князь Александр делает стихи псалтири боевым призывом и боевым кличем. Вспомним, как он использует девятнадцатый псалом – т. н. «ктиторский псалом утрени»: «Сии на колесницах и сии на конех, мы же во имя Господа нашего призовем». Тем самым его противники уподобляются или египтянам, или ассирийцам, а дружина – избранному народу Божию. Отметим и другую цитату – из 34 псалма: «Суди, Господи, обидящим мя и возбрани борющимся со мною, приими оружие и щитъ, стани в помощь мнѣ». Стоит вспомнить продолжение: «да будет путь их тьма и ползок и Ангел Господень прогоняяй их». Разумеется, эти слова обладали значительной суггестивной силой – убеждением дружины в правоте русского дела и Божественной защите и тем самым известным мобилизационным значением/
Значима также и параллель – Александр-Соломон: «и далъ бѣ ему Богъ премудрость Соломоню». Соломон для раннехристианского и, отчасти, византийского сознания – царь-священник, возвестивший в своих Притчах о воплощении Премудрости и, даже, прообраз Христа. Образ Соломона весьма важен для Кирилло-Мефодиевской традиции в связи с чашей Соломона, надпись на которой прочел КонстантинКирилл [5].
В этом смысле показательно сообщение о миссии Андреаса фон Фельвена [16] к Александру Невскому: «И сего ради нѣкто силенъ от Западныя страны, иже нарицаются слугы Божия, от тѣх прииде, хотя видѣти дивный възрастъ его, яко же древле царица Южичьская приходи к Соломону, хотящи слышати премудрости его. Тако и сей, именемъ Андрѣяшь, видѣвъ князя Александра и, възвратився къ своимъ, рече: «Прошед страны, языкъ, не видѣх таковаго ни въ царехъ царя, ни въ князехъ князя» [3, c. 356]. Итак, Андреас фон Фельвен уподобляется Савской царице, пришедшей увидеть Соломона и послушать его премудрые речи (3-я Царств. 10,1).
Но здесь контекст не только ветхозаветный и новозаветный, возможно связанный с обличением еретиков-латинян, упорных и жестоких. Христос, обличая упрямых и жестокосердных иудеев, говорит: «Царица южная придет на суд с родом сим, ибо она пришла послушать Соломона, и вот здесь больше Соломона» (Мф. 11, 23). Точно так же, искреннее удивление Андреаса фон Вельвена христианскими достоинствами князя Александра нисколько не помешало «королю части Римския» пыхая духом ратным устремиться на Русь, а равно, добавим, и самому Андреасу фон Фельвену организовывать крестовый поход против Новгорода и привести немецких рыцарей на лед Чудского озера1.
Следующая параллель – царь Езекия-Сеннахирим. Вот что сообщает автор Жития о Невской битве: «Бысть же в то время чюдо дивно, яко же во древьняя дни при Езекии цесари. Еда приде Санахиримъ, асурийскый цесарь, на Иерусалимъ, хотя плѣнити град святый Ерусалимъ, внезапу изиде ангелъ Господень, изби и от полка асурийска 100 и 80 и 5 тысящь, и, въставше утро, обрѣтошася трупья мертвы вся. Тако же бысть при побѣдѣ Александровѣ, егда побѣди короля, об онъ полъ рѣкы Ижжеры, иде же не бѣ проходно полку Олександрову, здѣ обрѣтоша много множъство избьеных от ангела Господня. Останокъ же их побѣже, и трупиа мертвых своих наметаша корабля и потопиша в мори. Князь же Александръ возвратися с побѣдою, хваля и славя имя своего Творца».
Таким образом, шведский король, точнее его наместник, уподобляется нечестивому царю Сеннахериму, полководец которого Рабсак поносил Господа Израиля: «Так скажите Езекии, царю Иудейскому: пусть не обманывает тебя Бог твой, на Которого ты дан Иерусалим в руки царя Ассирийского .Вот, ты слышал, что сделали цари Ассирийские со всеми землями, положив на них заклятие; ты ли уцелеешь? Боги народов, которых разорили отцы мои, спасли ли их, спасли ли Гозан и Харан, и Рецеф, и сынов Едена, что в Фалассаре? (Ис. 37, 10–12). Сходная похвала звучит и от «властителя стран полунощных»: «Если можешь, сопротивляйся. Я уже здесь и пленю твою землю». Господь обещает праведному царю Езекии: «Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради Давида, раба Моего» И обещание исполняется: «И вышел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч человек. И встали поутру, и вот, всё тела мертвые» (Ис. 37, 35–36). Аналогичным образом, совершается чудо во время Невской битвы: согласно житид. шведы были побиты Ангелом даже там, куда не могли пройти воины Александра Невского. Показательно, что Русь осмысляет себя как Новый Израиль, св. благоверный князь Александр Невский уподобляется праведному царю Езекии, Пелгусий-Филипп – пророку Исаии, а с другой стороны шведы – безбожным и жестоким ассирийцам, поносящим Бога Израилева [3, с. 362]. Отметим, что сходный образ Сеннахерима присутстствует в Галицко-Волынской летописи встречается прямая аналогия между Русью (точнее Галицко-Волынской Землей) и Израилем. Изииде же Бѣла риксъ, рекъмый король, Угорьскый, в силѣ тяжьцѣ. Рекшю ему, яко: «Не имать остатися градъ Галичь. Нѣсть кто избавляя и от руку моею». Вшедъшу же ему во горы Угорьскыѣ, посла на ны богъ архангела Михаила отворити хляби небесныя. Конем же потопающимъ и самѣмь возбѣгающимъ на высокая мѣста, оному же одинако устремисшися прияти град и землю. Данилови же молящуся богу, избави и Богъ от рукы силных. И обиступи град, и посла посолъ, и воспи посолъ гласомъ великом и рече:
«Слышите словеса великого короля угорьского. Да не уставляеть васъ Дьмьянъ глаголя: «И земля изимьть ны богъ». Ни да уповаеть ваш Данилъ на господа, глаголя: «Не имать предати град сесь королеви угорьскому». Толико ходилъ на ины страны, то кто можеть одержати от руку моею и от силъ полковъ моихъ». Дьмьянъ же одинако крѣпяшеся, грозы его не убояся. Богъ поспѣшникъ бысть ему… Богъ попусти на нѣ рану фараонову. Град же крѣпляшеся, а Бѣла изнемогаше. И поиде от града, оставившю же ему люди за собою, оружники многи и фаревникы. Нападшимъ же на нѣ гражаномъ мнозимъ, впадаху в рѣку, инии же избьени быша, инии язвени быша, инии же изоимани быша. Яко инде глаголеть: «Скыртъ рѣка злу игру сыгра гражаномъ», тако и Днѣстръ злу игру сыгра угромъ». Оттуду же поиде король ко Василеву и переиде Днѣстръ, и поиде ко Пруту, Богъ бо попустилъ бѣашеть рану, ангелъ бьяшеть ихъ, сице умирающимъ: инии же изъ подъшевь выступахуть, акы ис чрева, инии же во конѣ влѣзъше, изомроша, инии же, около огня солѣзъшеся и мясъ ко устомъ придевоше, умираху, многими же ранами разными умираху, хляби бо небесныи одинако топяхуть. И ушедшю же ему за невѣрьство бояри галичкихъ, Данилъ же божьею волею одерьжа градъ свои Галичь.
Здесь в этом диалоге мы видим прямую параллель с рассказом из книги Исаии (37) – приходом Синахериба (слав. Сеннахерима) под Иерусалим И сама речь Белы напоминает горделивые слова Рабсака, вельможи Синахериба, приведенные выше. И как известно, Синахериб кончил печально: согласно 4 книге Царств (37 глава), его войско поразил Ангел Господень, а сам он с позором бежал в Ассирию, где погиб от покушения.
Возникает вопрос, почему автор все же сравнивает Белу с фараоном, а не с Синахерибом? Вероятно, в силу аналогии обильных дождей, вызвавших эпидемические болезни в войске Белы, аналогия с потоплением войск фараона в Красном море была более выигрышной и понятной древнерусскому читателю, который слышал чтение о Сеннахериме раз в год, в великом посту, а о коне и всаднике, ввергнутом в море Чермное – практически во время каждой утрени. На примере этой параллели между житием св. Александра Невского и мы видим значение образа праведного царя Езекии для древнерусского сознания.
Подведем итоги. В создании образа св. князя Александра Невского существенную роль играют библейские архетипы. Он уподобляется Иосифу Прекрасному, спасителю Египта и Израиля от голода, не только из-за своей красоты, но прежде всего из-за своей ордынской политики, направленной на благо как Руси, так и Орды. Его прообразом становится также св. пророк Моисей, как в силу цитаты из молитвы благословения на брань, так и связи с сопоставлением кротости Моисея и св. Александра. Архетип Самсона применительно к св. князю имеет как геральдические причины (победа над шведским львом), так и характер деятельности св. Александра Невского – его одиночество, предательство псковичей и новгородцев и, главное – богатырские подвиги. Образ Давида весьма важен для характеристики св. Александра Невского как в связи с параллелью «ДавидГолиаф» и «Александр-шведы», так с образами трех сильных у Давида и шести богатырей Александра, с кротостью Давида и милосердием Александра, а также использованием св. князем псалмов в качестве боевых призывов.
Протодьякон Владимир Василик
Источник: Василик В.В. Библейские архетипы св. Александра Невского в его житии // Девятнадцатый Славянский научный собор «Урал. Православие. Культура». Мир славянской письменности и культуры в православии, социогуманитарном познании. Материалы международной научно практической конференции. Сборник статей. Челябинск. 2021. С. 222-231.