776
Очередной мой приезд в Свято-Серафимовский скит Сретенского монастыря пришелся на время Великого поста. На сей раз мне предстояло, в продолжение ранее начатого цикла бесед о Северо-Восточной Азии, рассказать семинаристам о Японии.
Мы выехали на микроавтобусе из монастыря в направлении села Михайловское Рязанской области прохладным мартовским вечером. Мы – это иеромонах Ириней (Пиковский), духовник и старший преподаватель скита, приезжавший в монастырь по делам; группа семинаристов, вызванная накануне военкоматом и теперь возвращавшаяся в скит; я и преподаватель латыни Анна. Когда мы еще ждали отца Иринея на площадке Сретенского монастыря, то, глядя на веселую ватагу семинаристов, я вдруг засомневалась, будет ли им интересен мой рассказ про далекую страну, смогу ли я убедительно и интересно изложить свои мысли. Но тут мой взгляд упал на белое облачко подснежников, только что появившихся на свет после долгой зимы, и во мне сразу прибавилось уверенности: если уж такие хрупкие создания пробились сквозь толщу земли, то и я «пробьюсь» с Божией помощью. Вот и подошедший отец Ириней благословил меня и передал благословение от наместника монастыря отца Иоанна, значит, все будет хорошо!
Заглянув в микроавтобус, батюшка на секунду онемел: все свободное пространство внутри было заставлено пакетами и сумками. «Нестяжатели! Пустынники! – начал укорять он семинаристов. – Куда вам столько вещей?!» «Это еда», – смиренно отвечали ему студенты. Что ж, их можно понять: любящие родители, заполучив внезапно на день своих чад, нагрузили их домашней едой с запасом, хоть те и не жаловались на питание в скиту, но ведь доподлинно неизвестно, как их там кормят, не голодают ли они.
Под пение тропаря святителю Николаю мы покинули пределы Сретенского монастыря. Не успел автобус выехать из ворот, как отец Ириней как заботливый отец начал расспрашивать студентов об итогах их визитов в военкомат. Выяснилось, что в этот раз ребят вызывали просто отметиться, а когда в апреле им придут повестки, то надо будет приезжать снова – для получения отсрочки. При этом повестки будут приходить всем в разное время, поэтому отцу Иринею предстояла еще дополнительная работа по обеспечению транспортировки своих подопечных в Москву и обратно.
Дорога от монастыря до скита неблизкая – 250 километров, занимает почти четыре часа. Постепенно на улице стало темнеть, разговоры в микроавтобусе стихли, и все погрузились в дрему. Но вот по прошествии времени последовал долгожданный левый поворот с шоссе, и дорога стала напоминать стиральную доску. Все сразу проснулись, оживились: «Подъезжаем! Подъезжаем!» Наконец, за деревьями показалась «усадьба», в которой находится скит (бывшая усадьба генерала Ермолова), и автобус затормозил у ворот. Приехали! Слава Богу!
Оставив вещи в гостинице, я, несмотря на поздний час, решила пройтись по территории усадьбы. Так радостно было снова оказаться здесь! Сердце отзывалось на каждую знакомую примету: вот стоят по сторонам от ворот, подобно стражам, две приземистые кордегардии, вон виднеется впереди «Барский дом», где расположена трапезная, вот вьется дорожка вдоль старых деревьев… А воздух! Как он здесь чист и свеж, будто родниковая вода, которую хочется черпать без устали! Когда я прошла довольно далеко вглубь усадьбы, фонари, освещавшие дорогу, вдруг погасли, стало совершенно темно, и лишь позади светились окна кордегардий. И без того яркие звезды засверкали в ночном небе, словно бриллианты. Их было невероятно много, они теснились созвездиями, висели густо и низко. Звезды виднелись и сквозь едва различимую сетку деревьев, казалось, что они, плавая над усадьбой, запутались в сетях ветвей и теперь мерцали, словно яркие гнезда небесных птиц. Я стояла, запрокинув голову, в немом восторге взирая на пульсирующее звездное небо, когда в нем возникло еще нечто удивительное: по небу плыло небольшое круглое облако, напоминающее светлый клубок, будто кто-то тянул за невидимую нить. В полной тишине не было слышно ни звука – так непривычно после шумной столицы! Таинственности этой ночной картине добавляли стелющиеся понизу огоньки: то ли окна домов далекой деревни, то ли глаза невидимых зверей…
Вернувшись в свою комнату в северной кордегардии, где мне уже доводилось останавливаться прежде, я снова почувствовала знакомый покой и умиротворение. Гостиничные помещения здесь устроены наподобие келий – в небольшой комнате находится лишь самое необходимое: кровать, деревянная мебель без острых углов – письменный стол, тумбочка и шкафчик. На полке на стене – иконы. За окном видна церковь. Что еще нужно человеку?
Надо сказать, что стараниями начальника скита монаха Гавриила (Чумаченко), духовника скита иеромонаха Иринея и семинаристов в скиту поддерживается образцовый порядок. Везде чистота, ухоженность, порядок, все работает, как часы. И повсюду чувствуется молитвенный настрой. Отец Гавриил был в этот раз, к сожалению, в отъезде, так что мне не удалось повидаться с ним, а очень хотелось выразить ему признательность за его многотрудную деятельность.
На следующий день лекция моя ожидалась во второй половине дня, а утром я пошла прогуляться по окружающим просторам. Первое, что видишь, выйдя за ворота скита, – это красно-белая церковь Казанской иконы Божией Матери с двумя боковыми колокольнями. И хотя я бывала тут прежде и знаю эту церковь, но в очередной раз испытала восторг при виде этой гармонии и красоты, запечатленной в камне во славу Божию. Восстановленная старанием братии Сретенского монастыря после советской разрухи церковь снова радует своим изяществом пропорций и величием, тем более удивительным, что стоит она среди бескрайних просторов, вдали от людных мест. И снова, как и прежде, совершаются под ее сводами богослужения.
Прямо от скита уходит вдаль узкая асфальтовая дорога, по ней-то я и люблю прогуливаться. Дорога, ведущая в деревню Печерники, как правило, совершенно безлюдна, редко-редко промчится в ту или другую сторону легковушка. Сколько ни иди, деревни не видно, но впереди постепенно появляются зеленоватые холмы, и начинает казаться, что это ступеньки в небо, и никакой деревни нет. Вдоль дороги с обеих сторон стоят шеренги тонких берез, они, словно часовые, охраняют пределы скита. Вот на обочине появляется столбик с указателем «Граница усадьбы Красное», он означает территориальную границу скита. Слева и справа тянутся бескрайние поля, небольшие овраги, холмы и низины. И лишь линии электропередач напоминают о том, что на дворе двадцать первый век.
Погода с утра изменилась: усилившийся ветер, обычный в этих краях, нагнал туч, начал накрапывать дождь. Ветер налетал порывами, задувал в лицо, раскачивал ветки деревьев, гнул ковыль. Низко ползли по небу тяжелые облака, из которых то и дело начинали проливаться слезы дождя. Погода стояла самая что ни на есть великопостная, печальная. И только на старой раскидистой вербе красовались свежие пушистые комочки – она первой почувствовала весну и уже готовилась славить Вход Господень в Иерусалим. Но как же чист был воздух, как он дышал грядущим обновлением! Великий пост – весна духовная! Как он благотворен при всей кажущейся суровости! Я все шла и шла, и, казалось, дороге не будет конца. Душу охватывали одновременно и покой, и волнение: при всей внешней обыденности окружающей обстановки, были в ней явные признаки Небесного. Неожиданно меня пронзило четкое ощущение того, что Бог – здесь, рядом – в этой простоте, широте, бескрайности. Захотелось обнять всю эту землю, припасть к ней, защитить каждую былинку. Лицо сделалось мокрым – соленая влага дождя струилась по щекам. Наверное, и раньше ходили такими бескрайними дорогами странники со своими скудными котомками, опираясь на посох, славя Бога и не желая для себя никакой иной участи. Господи, спаси нашу Землю Русскую!
Войдя в кордегардию, я услышала раздающийся из учебной аудитории голос отца Иринея, он рассказывал студентам о чуде воскрешения Господом нашим Иисусом Христом дочери Иаира. Шло занятие по Новому Завету, в аудитории царила тишина, студенты внимательно слушали преподавателя. «Когда Он говорил им сие, подошел к Нему некоторый начальник и, кланяясь Ему, говорил: дочь моя теперь умирает; но приди, возложи на нее руку Твою, и она будет жива. И встав, Иисус пошел за ним, и ученики Его» (Мф. 9: 18). Господь умилосердился над человеком, обратившимся к нему с верой, и помог ему. «И когда пришел Иисус в дом начальника и увидел свирельщиков и народ в смятении, сказал им: выйдите вон, ибо не умерла девица, но спит. И смеялись над Ним» (Мф. 9: 23–24). Смеялись над Господом! Не верили Ему, не верили в Него! И до сих пор многие безумцы смеются, блуждая во тьме неверия, даже после свершившегося главного чуда – чуда Воскресения Христова.
Неожиданно меня пронзило четкое ощущение того, что Бог – здесь, рядом – в этой простоте, широте, бескрайности
Нынешним студентам повезло: отец Ириней является исполняющим обязанности проректора по учебной работе Сретенской духовной академии, его знания и опыт обеспечивают четкий порядок и высокий уровень учебного процесса в скиту.
После занятий проголодавшиеся студенты спешат на обед. Трапезы в скиту проходят в строго определенное время в столовой на первом этаже «Барского дома». Перед началом читается молитва, студенты поют «Отче наш», голоса их звучат неожиданно мощно и слаженно – чувствуется влияние Сретенского хора. Великий пост отражается и на рационе семинаристов: в это время он состоит, как правило, из постных супов, каш и макарон с различными приправами и салатами. Пища простая, но сытная, и порции большие. В завершение трапезы дежурные обычно обходят столы с корзинами и раздают семинаристам фрукты: яблоки, груши – так что никто не уходит голодным.
Отец Ириней часто использует трапезы для каких-нибудь объявлений и решения административных вопросов. Вот и в тот раз по завершении обеда он позвонил в колокольчик и объявил, что нужно составить список следующей группы, которой предстояло ехать в Москву. «Кто должен ехать в субботу? Поднимите руки!» Одна рука тут же взметнулась вверх. «Ты, Михаил? Ну, тогда ты и составишь список всей группы». Михаил снова поднимает руку и говорит: «Вышло недоразумение: я поднял руку, чтобы сказать, что мне не надо ехать». «Это уже не имеет значения, – невозмутимо отвечает батюшка, –ты был единственным, кто поднял руку, так что теперь выполняй это задание». Все смеются, и Михаил тоже. Лица у ребят светлые, добрые.
Вечером настало время моей лекции о Японии. В свое время, работая директором Программы ООН по интеграции стран Северо-Восточной Азии, мне не раз приходилось бывать в этой стране, общаться с японцами, наблюдать их образ жизни и менталитет. Наше сегодняшнее молодое поколение знакомо с Японией прежде всего благодаря японской электронике, автомобилям, широко растиражированным по всему миру аниме (мультфильмам) и манге (комиксам). В последние десятилетия Япония провела активный «ребрендинг» своего внешнего имиджа: она больше не ассоциируется с агрессивной милитаристской державой, как прежде, а предстает страной увлекательной культуры, населенной милыми безобидными персонажами. Но когда долгое время работаешь в Северо-Восточной Азии, то видишь, что соседние страны не забыли и не простили японцам тех чудовищных злодеяний, которые те совершили на оккупированных территориях во время захватнических войн. Отношения между странами до сих пор остаются натянутыми, хотя экономическая целесообразность заставляет их взаимодействовать друг с другом. Но зачем нам знать об этом, да и о Японии вообще? Отвечу на это словами равноапостольного Николая (Касаткина), архиепископа Японского: «Всё, что делается в Японии, … должно интересовать Россию как непосредственную соседку ее на крайнем Востоке».
На лекцию, помимо семинаристов, пришел отец Ириней, некоторые преподаватели и гость батюшки Богдан, приехавший из Москвы. Я рассказывала собравшимся о Японии и сама пыталась в очередной раз понять, как народ, удивительно тонко чувствующий природу, создавший прекрасные образцы поэзии (послушайте хокку Басё: «Первый снег под утро/ Он едва-едва пригнул/ Листики нарцисса») и изобразительного искусства (вот, взгляните хотя бы на эту чудесную зарисовку Утагава «Весенний снег в Уэно»), мог на определенном этапе истории возомнить себя избранной «великой» нацией и начать с немыслимой жестокостью истреблять своих соседей?! Наверное, многое здесь объясняется духовным настроем. В Японии с давних времен и по сей день основной религией является синто с его поклонением божествам – ками. Главной же среди богов считается богиня солнца Аматэрасу, от которой ведут свое «божественное» происхождение все японские императоры. И хотя сегодня японцы являются по большей части атеистами, главный интерес которых сосредоточен на карьере, еде и комиксах, великодержавный настрой вместе с синто продолжает оставаться частью их национальной идентичности.
Православная Церковь, основанная в Японии равноапостольным Николаем Японским во второй половине XIX века, прошла сквозь множество испытаний. Сегодня она существует в непростых условиях постиндустриального общества с его многоконфессиональными традициями, религиозными сектами, атеистическим климатом, общим оскудением духовности. Но Православная Церковь продолжает свое служение, и, как полагал святитель Николай Японский, настанет время, когда японцы обратятся к единственно истинной вере – православию. «Да благословит нас Бог, и да убоятся Его все пределы земли» (Пс. 66: 8).
Семинаристы слушали внимательно, а по завершении лекции задавали много вопросов. Меня удивила широта их знаний и интересов: многие были знакомы с японской культурой и религией, спрашивали про особенности японского характера и менталитета, об обычаях и нравах. И кто знает, может быть, услышанное сегодня пригодится кому-то в дальнейшем и на практике, может, это будет Михаил или Максим, а может, любознательный Тимофей, который задает больше всех вопросов. Ведь и равноапостольный Николай (Касаткин), учась в Санкт-Петербургской духовной академии, не предполагал, что вскоре окажется в Японии и проведет там в церковном служении всю свою дальнейшую жизнь – более пятидесяти лет!Православная Церковь, основанная в Японии равноапостольным Николаем Японским во второй половине XIX века, прошла сквозь множество испытаний
После лекции нам предстояли вечерние молитвы в церкви. За окнами уже стемнело. Когда я вышла на улицу из северной кордегардии, где находится учебная аудитория, моему взору предстала удивительная картина: дорожки были покрыты тонким слоем белого снега, и по нему в сторону Казанской церкви тянулись вереницы узких следов: семинаристы уже поспешили в храм. Снег продолжал кружить в воздухе, и я пожалела, что не было в тот момент художника, который мог бы запечатлеть эту прекрасную картину: весенний снег в скиту.
В полумраке просторной церкви прозвучали молитвы на сон грядущим. И следом – покаянная молитва преподобного Ефрема Сирина, читаемая во время Великого поста с земными поклонами: «Господи и Владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему. Ей, Господи Царю, даруй мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь».
Такая удивительная сила в этой краткой молитве! Заставляет она заглянуть внутрь себя и увидеть те греховные свойства, что так часто овладевают человеком, и в сокрушении сердечном обратиться к Богу.
Весь вечер за окнами продолжал идти слабый снег. И словно в дополнение к этой умиротворяющей картине в какой-то момент вдруг послышались звуки «Лунной сонаты»: кто-то играл на фортепьяно на первом этаже кордегардии.
На следующее утро, после молитв и завтрака, отец Ириней предложил нашей небольшой группе посетителей скита пройтись по обширной территории усадьбы, на что мы с радостью согласились.
У семинаристов тоже было свободное время, часть из них отправилась в Печерники играть в футбол с деревенскими. Я порадовалась этому: одно время казалось, что у первокурсников вся физическая нагрузка заключалась только в том, чтобы дойти от кордегардии до «Барского дома» и обратно, а все остальное время уходило на учебу. Но ведь и движение необходимо молодым организмам!
Мы шли с иеромонахом Иринеем по усадьбе. День выдался сырым. Снег, выпавший накануне, уже успел растаять, и теперь вся земля за пределами дорог лежала темными комьями, воздух был напитан влагой. Проходя мимо красивых, добротных построек усадьбы, отец Ириней вспоминал о годах запустения и разрухи, которые он застал. Долгое время на месте усадьбы Красное находился санаторий, часть вековых деревьев была спилена. А потом усадьба и вовсе пришла в запустение и находилась на грани исчезновения. В «Барском доме» можно увидеть фотокартины тех лет. Глядя на них, трудно представить, как возможно было поднять из руин и восстановить в былой красоте усадебные постройки, да еще в столь краткие сроки! И разрушенная в советское время Казанская церковь снова возвышается над окрестными долинами. Сегодня семинаристы скита имеют возможность жить, учиться и молиться в старинном месте редкой красоты, среди исконно русской природы и тишины.
Отец Ириней провел нас узкой тропой, ведущей от «Круглого дома» к уединенному погосту. Здесь, на месте упокоения монахов Сретенской обители, особенно глубоко чувствуешь, что все мы на этой земле «пришельцы и странники» (см.: 1 Пет. 2: 11). Не так давно неподалеку от могилок на месте голого поля высадили ряды саженцев, через несколько лет тут вырастут высокие деревья, в их сени будут гнездиться птицы, свидетельствуя о вечной жизни.Сегодня семинаристы скита имеют возможность жить, учиться и молиться в старинном месте редкой красоты, среди исконно русской природы и тишины
Вскоре мы заметили идущего по направлению к нам Арсения – семинариста, имеющего в скиту послушание помогать по хозяйству в «Круглом доме». Он принес батюшке все необходимое для совершения литии. Увидев его, отец Ириней удивился: «Арсений, как ты узнал, что мы здесь?» «Я подумал», – образно ответил Арсений. Я уже и раньше заметила, что батюшки и семинаристы в скиту часто сообщаются удивительным образом – без телефонов, будто телепатически: видно, такое тут место.
Отслужили литию. На перекладинах крестов неподвижно висели, словно слезы, прозрачные капли дождя. Упокой, Господи, души усопших раб Твоих!
Стоя у могилок почившей братии, отец Ириней рассказывал: «Этот погост начал устраиваться в 1999 году с захоронения иеромонаха Митрофана (Геништы). Его захоронение – крайнее справа. Отец Митрофан был в числе первых насельников Сретенского монастыря и его первым пострижеником. В последние годы нес в монастыре послушание казначея. А умер он совершенно неожиданно. 21 июля 1999 года братия и хор монастыря поехали в скит на престольный праздник Казанской иконы Божией Матери. После праздничной Литургии и трапезы все разбрелись кто куда. День был жаркий, и многие, включая отца Митрофана, пошли купаться. А пруды здесь непростые: на глубине бьют ледяные ключи. У отца Митрофана свело ноги судорогой, и никто не заметил, как он утонул. А когда хватились, было уже поздно… Неисповедимы пути Господни! Незадолго до своей кончины отец Митрофан выстроил тут неподалеку домик для своих престарелых родителей: любил он эти места, думал сам тут служить, и чтоб родители рядом были. Так вот после его кончины родители так и жили в этом домике, мама его ухаживала за могилкой сына, а потом – и за другими…»
Отец Ириней умолкает, а потом добавляет со вздохом: «Так и живем с памятью смертной».
Наш путь лежит вдоль старинного парка усадьбы, мимо прудов, и повсюду слышен звонкий хор птиц. Отец Ириней рассказывает, что весной их прилетает великое множество: чувствуют Божии твари благодатное место. Но где птички, там и кошки, их в скиту по-прежнему можно встретить на всей территории. Мы заглядываем на ферму скита, где в тепле и чистоте содержатся дородные коровы и хрюшки. Благодаря холодильным установкам, из молока уже сейчас заготавливаются домашние сыры: после завершения поста они поступят на стол семинаристам.
По обе стороны дороги видны новые посадки – яблони и смородиновые кусты. Мы радуемся: хозяйство процветает. Но отец Ириней замечает, что сбор и заготовка обильного урожая требуют больших усилий.
– А если волонтеров привлекать? – спрашиваем.
Но отец Ириней уже все посчитал (недаром он является казначеем Сретенского монастыря):
– С финансовой точки зрения это невыгодно: транспорт, гостиница, прочие расходы – получается то же, что местных работников нанять. А волонтеров еще и всему учить надо.
– А как же, батюшка, раньше в монастырях монахи такие обширные хозяйства имели?
– Так раньше в монастыри в основном из крестьянских семей приходили, – поясняет батюшка. – Люди привычные к физическому труду были. А теперь – всё больше интеллигенция из городов. Много чего знают, книгу в руках держать могут, а вот топор с пилою – уже проблема. Вот, допустим, скажешь им сухие ветки отпилить, – отец Ириней указывает в сторону голых деревьев, – так они все ветки спилят. Надо за всем следить.
Да, большое хозяйство – большие хлопоты! И все-таки хорошо, что будут в скиту и свои яблоки, и черная смородина – доброе подспорье в рационе на долгую зиму.
После прогулки иеромонах Ириней пригласил нас на чаепитие в «Круглый дом». Арсений и тут как будто уже знал: вскипятил и заварил к нашему приходу чай. Арсений – высокий, тонкий, и манеры у него тонкие, будто он сам – потомок владельцев усадьбы. Во время чаепития за круглым столом на кухне разговор заходит о дальнейших судьбах семинаристов. Отец Ириней сетует, что нынешние девушки, которые хотели бы стать матушками, очень образованны, а семинаристы часто не дотягивают до их уровня. «Например, в анкетах в графе "хобби" могут написать: "Люблю футбол". И всё! А потом даже эпитетов не могут достаточно подобрать, чтобы выразить свои чувства, и девушкам вскоре становится с ними скучно».
Но мы с Анной не согласны: готовясь стать матушками, девушки должны понимать, что их ждет, и не предъявлять завышенных требований, ведь для священника главное – это служение Богу. Порассуждав, приходим к выводу, что среди современных девушек необходимо проводить серьезную разъяснительную работу на этот счет, иначе в дальнейшем в семейной жизни может возникать много проблем от их чрезмерной «образованности» и самостоятельности. «Еще и среди них!» – вздыхает отец Ириней. «Да, батюшка, мало вам семинаристов, так еще надо и с будущими матушками работать!» – сочувственно улыбается Богдан.
Говорим также о том, что священникам приходится иногда служить в отдаленных местах и в трудных условиях. Спрашиваем Арсения, что он об этом думает. Он отвечает, что его ничто не страшит и он готов служить в любом месте. (Интересно, что сказала бы на это его будущая матушка?)
В целом же, говорит отец Ириней, никогда нельзя предсказать судьбу студента: иногда кажется – этот точно будет монахом, а он выбирает научную стезю, а про другого ничего такого не думаешь, а он становится монахом. Семинаристы, как деревья, растущие из одного корня: одно может уклониться в одну сторону, другое – в другую.
Вернувшись в свою кордегардию, я опять услышала, как кто-то не очень уверенно, но проникновенно играл Бетховена. Я заглянула в учебный класс: там, в полутемном помещении, сидел Вячеслав и задумчиво перебирал клавиши. Мы разговорились. Вячеслав в ответ на мои вопросы рассказал, что раньше он учился играть на аккордеоне, а уже в скиту начал осваивать фортепиано. Вот какие у нас талантливые семинаристы!
Вечером в среду по монастырскому уставу служилась литургия Преждеосвященных Даров. По этому случаю в Казанский храм приехали несколько жителей из соседнего села Михайловское, прибыл настоятель храма священник Владимир Щетинин. Вместе с иеромонахом Иринеем и иеродиаконом Саввой (Салюком), временно заменявшим отца Гавриила, они провели эту великопостную службу.
Под высокими сводами Казанского храма зазвучали молитвы и псалмы, читаемые на Часах и Изобразительных. Стройно и протяжно поет хор: «Во Царствии Твоем помяни нас, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем». Стоят неподвижно в полумраке церкви семинаристы, подобно тонким свечам пред алтарем. Начинается вечерня. Звучит проникающее в самое сердце знаменитое песнопение: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею – жертва вечерняя». Все молятся в полной тишине, преклонив колена. На Литургии после чтения Апостола и Евангелия звучат ектении, читаемые диаконом: «О предложенных и Преждеосвященных Честных Дарех Господу помолимся. Господи, помилуй! Да избавитися нам от всякой скорби, гнева и нужды. Господу помолимся. Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию! О предложенных и Преждеосвященных Честных Дарех Господу помолимся. Господи, помилуй!»Стоят неподвижно в полумраке церкви семинаристы, подобно тонким свечам пред алтарем
Соборные молитвы заключают в себе, кажется, все самое насущное. Услыши и помилуй нас, Господи!
Почти все присутствующие в храме подходят ко Причастию. С трепетом принимаю и я Святые Дары, мысленно благодаря Бога, что сподобил меня причаститься Тела и Крови Христовых на этой Литургии в столь замечательном месте.
Читаются благодарственные молитвы. Вспоминается святитель Григорий Двоеслов, составивший в VI веке чин литургии Преждеосвященных Даров, который был потом утвержден на Шестом Вселенском Cоборе в 680 году и принят всей Христианской Церковью: «Подобоначальник показался еси Начальника пастырем Христа, иноков чреды, отче Григорие, ко ограде Небесней наставляя, и оттуду научил еси стадо Христово заповедем Его, ныне же с ними радуешися и ликуеши в Небесных кро́вех». И в конце – Богородичная молитва: «Предстательство христиан непостыдное, ходатайство ко Творцу непреложное, не презри грешных молений гласы, но предвари, яко Благая, на помощь нас, верно зовущих Ти: ускори на молитву и потщися на умоление, предстательствующи присно, Богородице, чтущих Тя».
По завершении благодарственных молитв подхожу приложиться к чудотворной старинной Казанской иконе Божией Матери и другим иконам храма.
После Причастия выходишь из храма с переполненным радостью сердцем. Казанский храм, подобно огромной свече, стоит посреди безлюдной равнины – его видно издалека и днем, и ночью. И храм, и скит представляют собой единый бастион веры, который был воссоздан из руин и будет стоять вечно. Спаси и помилуй, Господи, всех трудившихся, трудящихся и учащихся в сем святом месте ныне и вовеки. Аминь.
Наталья Ячеистова