Алексей Светозарский 9330
– Алексей Константинович, в силу каких обстоятельств вы стали заниматься личностью и трудами митрополита Вениамина (Федченкова)?
– Так получилось, что я, собирая материалы для одного издания, поехал в Псково-Печерский монастырь, где мне неожиданно предложили заняться личностью и трудами митрополита Вениамина (Федченкова), который был мне почти неизвестен. Я видел только его публикацию в несколько адаптированном варианте в сборнике «Надежда христианская» – он издавался за рубежом. Это были фрагменты из книги владыки «Божии люди». Надо сказать, что мне предложили заниматься данной темой с тем, чтобы я оставил свои прежние исследовательские интересы. И я неохотно согласился… Один из участников тогдашней беседы ныне здравствует, а другой – почивший в Бозе схиархимандрит Анастасий (Попов; † 2005). Именно по их благословению я с 1990 года занимаюсь наследием владыки Вениамина. За это время удалось подготовить несколько публикаций – в том числе и воспоминания о годах учебы в духовной школе на рубеже XIX-XX вв., автобиографическую работу, которую митрополит Вениамин посвятил памяти своих родителей.
– Скажите, в каких учебных заведениях учился будущий владыка Вениамин? Что это было за время? Каково было тогда положение духовных учебных заведений?
– Иван (таково мирское имя митрополита Вениамина) учился как выходец из духовного сословия сначала в духовном училище в Кирсанове (тогда в каждом уезде полагалось духовное училище). Затем он поступил в Тамбовскую духовную семинарию, откуда как лучший ученик был зачислен в Петербургскую духовную академию. По поводу трудностей, которые тогда переживала духовная школа, нужно так сказать: люди в то время учились в тех заведениях, которые «соответствовали» их происхождению. Это стало неоднозначным следствием знаменитого указа о «кухаркиных детях». И вот поповичи должны были поступать в духовную школу. И поэтому, по свидетельству владыки, только 10 процентов ее выпускников шли на служение, причем многие – по сословной инерции. Причина столь драматичного положения кроется не столько в уровне духовного образования, сколько в церковной жизни конца XIX – начала XX вв. Митрополит Вениамин выражает это чрезвычайно безапелляционно: мы не горели. При отсутствии духовного горения предъявлять претензии к внешнему и внутреннему устройству богословского образования не совсем верно. И все это будущий архиерей хорошо понимал.
– В книге «О вере, неверии и сомнении» мы читаем о том, что русское общество на рубеже XIX-XX столетий было больно «критическими» болезнями, влияние которых испытал и будущий владыка. Почему, по-вашему, он все же не пошел по революционному бурсацкому пути?
– Знаете, его критический подход к реалиям того времени не стоит преувеличивать. Скорее это можно считать своего рода ретроспективным переосмыслением, которые ему как человеку, постоянно размышляющему и ищущему, были свойственны. Вместе с тем по политическим взглядам он всегда оставался монархистом, чуждым иным социально-общественным влияниям.
– Сталкивался ли владыка с какими-нибудь другими проблемами социального и духовного характера? Как он их преодолевал?
– Он был юношей из традиционной среды, всегда учился хорошо, потому, что у него был стимул. Он должен был быть лучшим студентом, чтобы быть освобожденным от оплаты. Ведь он не был поповичем в полном смысле слова: отец у него – из крестьянского сословия, а вот мать – дочка диакона. И она настояла, чтобы дети пошли по духовной стезе, и все мальчики, несмотря на многие житейские невзгоды, на нужду, которую терпела семья, получили богословское образование. Нужно подчеркнуть: он никогда не относился к духовным школам как к сословным учебным заведениям.
– А как учился Иван Федченков?
– Скажу еще раз: он был хорошим студентом. В духовной академии он входил в круг архиепископа Феофана (Быстрова) и стал участником аскетического златоустовского кружка. Там объединялись молодые люди, склонные к монашеству, аскезе. Со своими единомышленниками он много и плодотворно изучал святых отцов. Значимыми для него оказались и две встречи с отцом Иоанном Кронштадтским. А свое обучение в академии он, как известно, начинает с паломничества на Валаам, где общался со старцами, в том числе и с теми, которые впоследствии подвизались в Оптиной Пустыни. Он состоял в переписке с преподобным Нектарием Оптинским, знал онстарца Исидора из Гефсиманского скита при Троице-Сергиевой Лавре.
– Какие известные исторические деятели учились одновременно с будущим митрополитом?
– Это прежде всего Серафим (Соболев), будущий архиепископ. Учился с ними и Владимир Красницкий, ставший обновленческим протоиереем, очень агрессивным. Среди их однокашников был и Константин Гринев – единственный советский писатель с высшим духовным образованием, автор пьесы «Любовь Яровая». Есть у него и повесть «Владыко», где он в карикатурном виде вывел архиепископа Феофана (Быстрова).
– Как Иван Федченков пришел к пастырскому служению? Что способствовало его решению принять постриг?
– Он очень долго шел к принятию пострига, много думал, колебался. Вначале он мечтал о женатом священстве. Конечно, на принятие пострига во многом повлияло общение с владыкой Феофаном. В «Божиих людях» митрополит Вениамин говорит и о том, что монашество ему предсказали старцы – например, валаамский старец Никита. У Ивана было стремление к подвижнической жизни, не характерное для большинства студентов столичной академии. Он отмечает, что его товарищи удовлетворяли в церковной и духовной жизни свое естественное любопытство в области достопримечательностей. Так, все хотели посмотреть, как служит отец Иоанн Кронштадтский. А у него был живой интерес, потому что он человек внутренне целомудренный и сдержанный, чуткий к любой фальши. Ведь благочестивые люди очень тонко все чувствуют. В его рассказе «На Пасху» об этом говорится: герои пришли на роскошное разговение после Пасхальной Литургии, а затем запели мирские песни – и сразу все потемнело, благодать отошла…
– Сохранились ли свидетельства о служении владыки Вениамина в качестве инспектора и ректора духовных семинарий в дореволюционной России?
– Он строил новые храмы и старался… образумить семинаристов. Они ходили на патриотические демонстрации, все с утра читали газеты, пели «Боже, царя храни». Как ректор он заботился об элементарных вещах, а его воспитанникам зачастую казалось, что он попирает их права. Они и стекла били, и кошачьи концерты устраивали… Многие говорили ему, что вальяжное курение семинаристов в спальнях – это мелочи. Вот так!
– А какую память он оставил после себя как преподаватель Свято-Сергиевского института в Париже?
– Там все непросто.Известно, что митрополит Евлогий (Георгиевский) был очень критично настроен по отношению к владыке Вениамину. Но отмечал, что благодаря инспектору епископу Вениамину институт приобрел характер полумонашеского учебного заведения, со своим особенным уставом. Это и трапеза, подрясники, и, конечно, это подготовка к пастырскому служению. И его парижские ученики – епископ Феодор (Текучев), архимандрит Стефан (Светозаров) – верно следовали за ним всю жизнь. Весьма показательны воспоминания митрополита Антония (Блума), в которых он рассказывает, почему выбрал для служения Московскую Патриархию. Он пришел на квартиру к епископу Вениамину в Париже (тогда митрополит Евлогий уже был в Константинопольской юрисдикции). Он увидел квартирку, где люди спали кто на полу, кто на столе, кто на кровати, а на входе у коврика – сам владыка. И тогда будущий митрополит Антоний твердо решил: это самая правильная юрисдикция. И принадлежал всегда только к Московской Патриархии, несмотря на все искушения, имевшиеся в эмигрантской среде.
– Какие уроки из семинарской и академической жизни владыки Вениамина может почерпнуть для себя современный воспитанник духовной школы?
– Здесь надо отметить, что для подавляющего большинства нынешних семинаристов и академистов их выбор является личным, свободным, а не вынужденным и сословно обусловленным. Поначалу у Ивана была одна задача – получить хорошее образование. Но ему нравилось учиться, он тянулся к знаниям, а самое важное – он хотел быть только в Церкви. Вот это и есть, наверное, самый главный урок для нынешних воспитанников духовных школ.
С Алексеем Константиновичем Светозарским
беседовал Степан Бажков
9 апреля 2009 года